Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Стало быть, — констатировал Дэн, — ты считаешь, дорогой друг, что канадцы произошли из США?

— А откуда еще они могли взяться? — вопросом ответил Александр. Может так оно и есть, но человеку со стороны могло показаться, что ребята ведут разговор на языке советского эмигранта Редько, сбежавшего из России за удачно сыгранную роль Вильма Фрая — решил и Там прославиться.

— А именно?

— Эсперанто. — Что можно перевести просто, в том смысле, что для иностранцев:

— Вейной дойёгой бьедете, товай-ищи!

Таким образом, конь — лошадь — споткнулся из-за того, что Александр задал ему неуместный по мнению канадца вопрос, пришедший — как говорил Пушкин в голову, что этого не может быть, так как не может быть:

— Никогда, — о том, как увязать его имя Мики с именем его же возлюбленной Анны Тимировой, которая может обидеться, что буквы из ее имени-отчества и фамилии в том числе, не использовались в создании этого шедевра транскрипции, как:

— Ми-и-и-ки.

— ЭМ-то есть, — резюмировал конь, но дальше вот и споткнулся на букве К. — Хотя вроде чего проще сказать, что она Канадская Принцесса.

— Могут не поверить.

— Да, там, скорее всего так и разговаривают до сих пор на древне-эскимосском, а мы в этом ни бельмеса ни гугу. — Хотя это все те же наши люди только проданные туда Екатериной Второй, как некоторые продают рассаду для помидоров и капусты. И более того, считается что:

— На время, — а они спорят:

— Нет, нет — слово на х в ослабленном значении — вам, навсегда. — Ругаюцца. А собственно, что там хорошего? Лошади вот только. Да и то:

— Еще проверить надо.

p. s. — Пока что командиром Белых был Дэн, а не Александр Ко.

— Могу я вам помочь? — спросил Александр.

— Хорошо бы сначала представиться, — ответила Сонька.

— Зачем?

— Вдруг вы Белый. Я оттуда сбежала.

— Да — я белый офицер.

— Вам не взять меня живьем, поручик.

— Вы думаете, я поручик?

— Подпоручик? Другие по полям не бегают, как молодые зайцы.

— Курить будете?

— Да, но если только это махорка.

— Я курю…

— Английские, — попыталась догадаться она.

— Нет, кубинские сигары. Будете?

— Нет.

— Может быть, хотя бы попробуете курнуть.

Она вдохнула дым сигары, и сказала:

— Мне понравилось, сколько стоят?

— Сто долларов.

— За коробку?

— За штуку.

— Такие деньжищи-и! Где вы их взяли?

— Что значит, где? У всех есть деньги.

— Да, я и забыла уже, вы Белые всегда с баблом, мой же свободный ум уже там, у Зеленых.

— Они называют себя красными.

— Это их личное дело, я люблю зеленый цвет.

— Это цвет знамени Батьки Махно.

— Пойду в его отряд.

— По моим сведениям он уже решил перейти на сторону инопланетян.

— Вот как? Впрочем, тем лучше. Подождите, я что-то запуталась.

— В чем и в чем?

— Разве вы не Ино?

— Ино, но по жребию судьбы вынужден воевать за Зеленых.

— Тогда получается, я бегу к Белым?

— А какая тебе разница, если это Пятая симфония в исполнении Листа?

— Да, но я не совсем люблю всегда играть одна.

— Хотите оркестр?

— Мне бы хватило барабанщика.

— Ну, ОК, давайте вместе двинем на них.

— Давайте. Давайте оторвем у этого танка крышку люка, и под ее прикрытием, как Ахилл приблизимся к ним, чтобы разобраться в рукопашной схватке.

— Думаю, надо выбрать более легкий способ.

— Вы любитель Адиссейский штучек?

— Почему А?

— Пусть будет по-вашему, пусть будет О. Хотя я не уверена, что у древних греков были вообще буквы.

— Что у них было?

— Иероглифы. Или клинопись.

— Сомневаюсь.

— Вы читали хоть когда-нибудь Розеттский Камень?

— Да, я знаю три языка.

— Русский письменный, русский устный, а еще какой? Матерный?

— Нет, русский письменный я не знаю, знаю только древне-русский.

— Ну, хорошо, щас посмотрим. Сможете оторвать эту крышку?

— Лучше поехать на самом танке.

— Да? Вы сможете поднять танк?

— Надо попробовать.

— Вы Геракл?

— Думаю, он был умным человеком. — И он спустился внутрь танка.

— Что там? — крикнула Сонька.

— Керосину мало, — ответил Ко. — Я попробую вылезти из этой ямы, но потом надо где-то достать керосин.

— Я знаю одно место, где стоит цистерна со спиртом. Надо только туда доехать. Если ее еще не выпили, значит дело будет. Заводи.

— Хорошо, но ты подержи пока моего коня.

— Коня? Какого коня? Здесь, кроме меня больше никого нет. Я скорее лошадь, чем конь. Она даже повернулась и посмотрела вокруг себя.

— Не могу поверить, — сказал Ко, — что мой личный конь — пусть даже это лошадь, присланная мне из Канады, как подарок на счастье — убежал.

— Ну-у, если его нет — значит смылся, — сказала Сонька. И действительно, зачем мы ему нужны, если поедем на танке?

— Да, — обиделся, наверное, — ответил Ко, высунувшись из башни. — И да:

— Можешь идти и ты.

— Куда?

— Куда подальше. Нет, ты не обижайся, как лошадь, просто отойди, а то могу выскочить слишком быстро, и тогда ты уже не успеешь, как говорится:

— Даже слова сказать.

Но танк завяз, значит, не зря его здесь бросили.

— Посмотри, что там мешает! — крикнул Ко, опять появившись из верхнего люка.

— Это человек! — ахнула Сонька, когда залезла в яму.

— Живой?

— Неизвестно.

— Пульс у него есть?

— Если измерять невооруженный взглядом — нет.

— Потрогай его.

— Я боюсь.

— Если он покойник — чего его бояться?

— А если нет?

— Тогда потяни его за ногу.

— Щас-с.

— Что, не идет?

— Да идет, но, кажется, он не совсем холодный.

— Может быть, нагрелся от дыма?

— Нет, он пошевелил пальцем. Ко вылез из танка, чтобы вместе вынуть его на поверхность. Далее, кто это?

— Мы могли бы приобщить его к нашему общему делу, — сказал Колчак. — Но для этого надо узнать, как его зовут.

— Можно я попробую угадать? — спросила мягко Сонька, что означало: у нее уже есть мысли на этот счет.

— Пожалуйста, что ты у меня спрашиваешь. Тем более, мы еще не выбрали командира. И она сказала:

— Это Ленька Пантелеев.

— Кто?

— Ну, ты, что, не помнишь на Чемпионате мира мутил воду один тощий верзила с челкой, как у Хи.

— Художник, что ли?

— Ну, типа, хочет, чтобы все так считали. Как говорится, сейчас все лезут в Пикассы.

— Ссы? ты уверена?

— Ты, точнее, Вы еще пока, ибо не пили на брудершафт, и не трахались, как следует.

— Ну, кое-как-то мы, что ли, уже трахались, я что-то не помню?

— Так а с танком? Мы были вместе, не правда ли? Тем более, этот зассанец прицепился третьим, а то и четвертым, если всерьез считать танк, способным к этому делу добровольно. Вы виделись хоть когда-нибудь с Энди Уорхолом? По крайней мере, слышали, что он какает в трехлитровую банку из-под сгущенки — я сама меньшие объемы не покупаю, потому что сгущенное молоко очень вкусное и я не могу остановится, пока не накормлю всех, вплоть до своей собаки и кошки. И знаете почему? Пока человек, или другое существо, даже таракан, не наелся как следует — не могу чувствовать себя сытой и я. У вас так бывает?

— Надо сначала договориться, что считать сытостью.

— Сытость — это когда уже хочется какать, но пока что до этого дела дело не дошло, и только пукается.

— Я не делаю так никогда.

— Я о вас пока еще ничего и не говорю, а имею в виду только художников неосюрреалистов.

— И значит, как я понял, этот Хи ссыт на холст и выдает это художество за чистую правду?

— Да, но в принципе не всегда, иногда он пользуется кистью.

— А краску разводит своей мочой.

— Краску он не использует, ибо зачем? Если можно, как тигр: по запаху определить, где она есть, а где пустое безоблачное пространство. Более того, делает, как Энди:

— Выставляет напоказ только мочу, вообще без холста.

— Вообще без холста, — только и смог повторить Ко.

Колчак начал выезжать на танке, а Сонька дирижировала:

— Вира!

— Нет, нет, майна, майна! Теперь вира. И действительно, танк качался, качался, и наконец выпрыгнул на поверхность земли. От радости он сделал такой разворот вокруг котлована, в котором покоился, что Сонька закричала:

— Не раздавила, пожалуйста, покойника.

— Где он? — спросил Ко.

— Где-то. Наверное, ты его замуровал в землю. Я тебе говорила:

— Не крутись!

Но Ленька убежал.

— Ты уверен?

— Да.

— Может поспорим, что ты замуровал его в землю?

— Охотно, на что?

— На что? — повторила Сонька, и добавила: — Вопрос.